«Все прошло, мой милый Августин»

«Кленовый сад» был поставлен Татьяной Багановой в 1999 году по заказу American Danсe Festival (ADF) в рамках программы «Интернациональные хореографы». Уже одна тема программы задает танцу основные смыслы – это размышление хореографа на тему традиций и современности, что в нас национального, что интернационального, что инерционного, что иррационального. И надо сказать, что размышления и идеи смотрятся 20 лет спустя актуальнее, чем тогда, когда были созданы.

Весь спектакль – хорошо сбитая в идеальную форму игра в ассоциации: музыкального, хореографического, визуального, смыслового уровней. Зритель откроет для себя ровно те смыслы, которые может обеспечить ему его культурный бэкграунд и актуальные для него здесь и сейчас личные драмы. А все потому, что на сцене – метасюжет, который невозможен без привлечения традиций, хотя бы фольклора в обработке.

Картинка – одновременно Палех и все вместе взятые фламандцы. Музыка – голландская группа «Вечерние посиделки анархистов» и Moscow Art Trio. Она иногда подчеркнуто инструментальна: кажется, что мы слышим отдельные струны, отдельные духовые инструменты – это какая-то особая текстурность, шершавость. А иногда музыка подчеркивает надтрадицию: к шаманскому горловому звукоизвлечению вдруг подключается среднерусский вокал, который потом дополняется пением в кельтской традиции.

Танец поставлен в таком же ключе – модерн и чуть различимые элементы народного танца. Хореография не менее осязаема, чем музыка. Танец не линеен, одновременно может развиваться не только в разных частях сцены, но и вертикально, и горизонтально (фирменный прием Багановой проявился уже тогда – 20 лет назад). Кроме того, хореография подчеркивает потусторонность происходящего: в этом мире нет законов всемирного тяготения, поэтому девушки летают как птицы, мужчины ходят горизонтально, а волосы непременно тянутся к небу. В танце много гротеска, который неожиданно рождает чувство нежности по отношению к тому, что происходит. Кажется, что природа этой нежности такая же, какую мы испытываем, глядя на «странных людей» Босха или Брейгеля, – хочется узнавать в этих героях себя и прощать их (а заодно и себя) за эту странность.

Все вместе – надтрадиция и метасюжет – диктуют и особую оценку этому художественному миру: он вне пошлости, вне привычных рамок и категорий. В этом мире есть чистые отношения, но они настолько хрупки, что при перемещении в нашу реальность их надо непременно упаковать в пленку, чтобы сохранить. Они задохнутся в ней? Но по-другому никак. Или законсервировать (умертвить и поставить в рамку), или ценить каждое счастливое мгновение, осознавая, что завтра этого может и не быть.

Русские хореографические сцены с пением и музыкой

«Свадебка» в постановке и хореографии Татьяны Багановой использует музыку «Свадебки» Игоря Стравинского в исполнении Лондонского Баховского хора и оркестра. Обновленная версия вышла после работы над ней художника-сценографа Ярослава Францева и дизайнера Юрия Помелова. Кажется, что музыка Стравинского напрямую выплеснулась в визуальном ряде спектакля. Богатые «металлы» музыки нашли отражение в золоте и серебре сценографии, ее авангардизм – в абстракциях декорации и костюмов.

«Свадебка» – это один день из жизни девушки, где она, как бабочка, проходит ритуал очищения, смерти и возрождения в новом качестве. Здесь закат является восходом. Здесь правила игры продиктованы ритуалом. И ритуал действует на всех уровнях: музыке, пластике, постановке, декорациях, костюмах.

В танце он проявляется особым образом – его основа – русский народный хоровод. В «Свадебке» все построено на хороводной вязи, а это особая цикличность, повторяемость, ритуальность в кубе.  Хоровода не избежать. Он словно вовлекает героиню, делая ее к финалу одной из всех. И здесь нет бунта, но нет и покорности – только осознание, что все идет своим чередом.

«Русские хореографические сцены с пением и музыкой», как называл свое произведение Игорь Стравинский, звучат в исполнении на английском языке, но мы, даже не понимая текста, четко узнаем все этапы происходящего на сцене. Этот обряд сидит в нашей генетической памяти, а хореография Багановой активизирует ее, представляя собой оголенные эмоции, передающиеся через движения и жесты. Современный танец в форме хоровода, как нитка с иголкой, вдруг сшивает разные культурные пласты: древнюю языческую Русь, начало XX века с его модерном и авангардом, сегодняшний день и вдруг выводит нас на футуристический уровень. Где тоже будет место этому же ритуалу...

Созданные в конце 1990-х годов хореографические спектакли, так или иначе обращающиеся к метасюжету, надтрадиции или глубоко сидящим в нас архетипам, облеченные в четкую форму, оказываются ко времени. Оба спектакля испытаны на свою современность временем, каким бы оксюмороном ни казалась эта фраза. Гораздо более серьезную проверку проходит готовность зрителя открыться происходящему на сцене. И надо признать, что здесь всё не так однозначно…

Фото: Дарья Попова

Комментарии пользователей сайта